Л. Жильцов


Наш тандем


Леонид Гаврилович старше меня на восемь лет. Наши отношения всегда были самыми дружескими, но без панибратства. Я его уважал, как старшего, а он следил, чтобы ни в чём не уронить моего достоинства. Не было случая, чтобы он отменил какое-то моё указание. Придут к нему на меня жаловаться: " Вот мне старший приказал сделать так - то! " Ответ был неизменным: " Раз приказал, значит, исполняйте ". Если он с моим приказанием был не согласен, то вызывал меня и говорил: " Лев, мне кажется, ты не прав. Подумай, может, ты своё приказание отменишь. Но смотри сам ".
В отношениях с экипажем я выступал в роли цербета, а он - отца родного. Должен признать, это - оптимальный вариант, при котором на корабле полный порядок: и командир хороший - экипаж его любит и ему доверяет, и разболтанности никакой, потому что старпом не дремлет. К тому же такое распределение ролей наилучшим образом отвечало личным наклонностям каждого из нас.
Леонид Гаврилович, очень внимательный к людям, ко всем присматривается, всё видит. Замечания высказывает тактично, никогда не позволит себе резкости. Любой член экипажа удостоится нескольких похвальных слов. Я же неукоснительно требую дисциплины, потому что все аварии только от разгильдяйства. И когда был старпомом, и когда командовал " К-3 ", имел репутацию строгого начальника, и этим, честно говоря, гордился, так как под моим командованием не погиб ни один человек.
Если замечал халатность со стороны матроса или младшего офицера, вызывал его начальника и требовал навести порядок. После устного предупреждения, если оно оказывалось безрезультатным, следующей мерой воздействия была такая: в строю остовлялись только офицеры и перед всеми объяснялся поступок одного из них. Однако если и она не действовала, приходилось прибегать к аресту при каюте. Эта санкция часто применялась мною для отстающих по профессиональной подготовке. Получает двойку по специальности - первое предупреждение. Снова не сдаёт экзамен - садись под домашний арест. Тут хочешь - не хочешь, а придётся заниматься. Бывало, сажал офицеров на гаупвахту, но только в исключительных случаях. В принципе, мы с Осипенко старались не избавляться от людей. За всю мою службу лишь одного человека я списал на берег.
Вот конкретный пример, иллюстрирующий разницу в наших с Осипенко подходах к подчинённым и одновременно результативность нашего тандема. Был у нас матрос - разгильдяй. Пробовал я на него воздействовать по - разному, но безрезультатно. Надо наказывать, может быть, даже списывать на берег. пришёл посоветоваться с Осипенко. Он сказал, что всё уладит. Выхожу от него, Леонид Гаврилович вызывает матроса:
- Ну, как жизнь? Что из дома пишут? Как там родители?
Тот отвечает:
- Да крыша у дома провалилась! Отца у меня нет, а мать одна не справляется.
- Что же ты молчишь? - говорит Осипенко. - Я тебе отпуск дам. Поезжай, повидайся с матерью, заодно и крышу починишь.
Такого поворота матрос, конечно, не ожидал. Он знал за собой вину и был уверен, что его вызвали для наказания. Он действительно скоро уехал в отпуск, а когда вернулся, старался изо всех сил оправдать доверие командира.
Надо ли говорить, как весь экипаж жалел, что Леонида Гавриловича от нас переводят? Надо ли говорить, как Осипенко было тяжело оставлять лодку, где его так любили? Ещё одна причина, по которой Леониду Гавриловичу было трудно расстоваться с " К-3 ", - это предстоящий поход на Северный полюс.



На главную Назад