В конце ноября 1980 г. на подводной лодке "К-162" полным ходом шли послеремонтные швартовые испытания. Заставляла торопиться приближающаяся зима со штормовой погодой, да и Белое море должен скоро сковать лёд. К тому же флот чувствовал за собой вину: во время ремонта несколько месяцев было потеряно из-за небрежности личного состава перегрузочной команды реакторов. В процессе перезарядки личный состав уронил в загруженные свежие активные зоны посторонние предметы. Сначала этот факт патались скрыть, но он в конце концов стал явью. Для предотвращения попадания посторонних предметов в урановые стержни и исключения аварии, связанной с перегоранием каналов и распространением активности, сконструировали защитные устройства для каждого канала. Их установка потребовала выгрузки свежей активной зоны, затем её повторной загрузки. Всё это затянуло сроки окончания ремонта. На швартовых испытаниях из-за спешки монтаж в системе управления и защиты реактора выполнили по старым чертежам, изготовленным ещё на стадии строительства и впоследствии забракованным. Но данный комплект чертежей оказался неоткорректированным. В результате перепутования фаз электропитания в исполнительных органах произошёл неконтролируемый выход на мощность реактора, который оператор своевременно не обнаружил. Последовало резкое возрастание температуры и давления в реакторе и системе первого контура. К счастью, слабам звеном оказался компенсатор главного насоса, он лопнул и сработал как предохранительный клапан, предотратив переопрессовку всего оборудования. Авария закончилась локальной разгерметизацией первого контура и выбросом в необитаемое помещение нескольких тонн слабо радиактивной воды. Личный состав не пострадал. В Техническое управление флота где я в то время был начальником, поступил невнятный, но успокаивающий доклад. На следующий день я вылетел в Северодвинск. Здесь собралась межведомственная комиссия. Её предложения по восстановлению лодки были простыми и кардинальными, но… нереальными. Предлагалось заменить часть оборудования "пострадавшей" энергоустановки новым. В природе запасного оборудования не существовало, хотя оно и было заказано при строительстве лодки. Для его изготовлениятребовалось несколько лет. Такое решение удовлетворило всех членов комиссии, но не флот, поскольку никто из присутствующих не нёс ответственности за его боеготовность. Осмотрев место аварии, посоветовавшись с технологами и сварщиками, я как "хозяин" корабля и председатель комиссии принял другое решение. Предложил заварить трещину и провести "холодные" и "горячие" испытания атомной установки. Если показатели будут в норме, то проверить и зафиксировать соответствие параметров механизмов и систем спецификационным. Испытания и снятие параметров производить в присутствии членов комиссии. Однако большинство из них отказалось участвовать в испытаниях ( кроме проектанта Н.Ф. Шульженко ). Главная энергоустановка выдержала все испытания. Командующий Северным флотом адмирал В.Н. Чернавин одобрил моё решение и результаты испытаний. Подводная лодка снялась со швартовых и ушла в главную базу флота. Десять лет она плавала с заваренной трещиной - до конца установленного срока службы. Однако факт повторения аварии реактора по одной и той же причине привлёк внимание сотрудников Института атомной энергии им. И.В. Курчатова и президента Академии наук СССР академика А.П. Александрова. В последних числах декабря 1980 г. на флот прибыли квалифицированные специалисты в области атомной науки и энергетики, в том числе Н.С. Хлопкин и Г.А. Гладков. Я доложил им обстоятельства аварии ГЭУ на лодке "К-162" и своё решение по устранению её последствий, а также рассказал о бедах атомного флота. Н.С. Хлопкин доброжелательно выслушал мой доклад, пригласил на атомные ледоколы для того, чтобы сравнить организацию эксплуатации и обеспечения ледокольного атомного флота и подводного. Мы с ним провели несколько дней в беседах о насущных проблемах атомной энергетики подводного флота. В конечном итоге Николай Сидорович обещал всё, о чём мы говорили, передать президенту АН СССР.

<< На главную >>