Первая в мире Обнинская АЭС имела мощность 5 тысяч кВт, но никакой энергии в сеть не давала - всё уходило
на эксперементы. Остальные атомные станции строились на основе приобретённого в Обнинском опыта. Здесь практически впервые
люди столкнулись с радиацией на своём рабочем месте, отсюда и вся та вопиющая, с точки зрения современных понятий, вольность
в ежедневном общении с невидимой опасностью.
Во время испытаний действуещего стенда подводной лодки практически при каждом пуске образововалвсь течь - происходил выброс
радиактивного газа, активного пара и аэрозолей. Наиболее значительные неполадки устраняли заключённые. В то время в Обнинском
существовала колония, потом на этом месте выстроили учебный центр. Заключённые использовались на всех работах - от земляных
и строительных до сложных монтажных. Они ходили строем, под вооружённой охраной; впереди несли знамя. Среди заключённых были
высококлассные специалисты, в том числе сварщики. Иногда течи труб первого контура реактора возникали в таком месте, что
подлезть к ним было невозможно. Приходилось варить, глядя на шов в зеркало. При серьёзных авариях сварщик из заключённых знал,
что дозу он получит огромную. Он имел право отказаться - и отказывался. Убедить его можно было только таким аргументом: "
Получишь стакан спирта! Половину - до начала работы и половину - после ". Этот довод неизменно имел силу.
Облучения хватало на всех. При первом пуске реактора его крышка оказалась негерметичной, и через неё пошла вода, непосредственно
циркулирующая в реакторе. Как её убрать? Матросы, старшины и офицеры надели резиновые перчатки, взяли вёдра и собрали всю воду,
отнесли её в могильник. Конечно, все нахватали доз.
Уже тогда у каждого был личный дозиметр, показывающий суммарную дозу полученного за время работы облучения. Он выглядел, как
авторучка и, когда её вставляли в счётчик, показывал накопленную дозу. Но - вещь сегодня непонятная! - из гордости первопроходцев,
воодушевлённых сознанием служения своей стране, и страха быть отстранённым от дальнейшей работы большинство моряков оставляли
время от времени дозиметр в гардеробе. Из первой группы подводников значительную дозу радиации получили все управленцы. Примерно
половина офицеров БЧ-5 накопила дозу, в десятки и сотни раз превышающую предельно допустимую. Борис Акулов, сыгравший такую большую
роль в практическом становлении атомного подводного флота, умер в 57 лет от инфаркта, но уже с заменённым костным мозгом.
Однако паники по поводу радиации в то время не было: " Кто не боится, то жить будет и работать будет! " Основным лекарством считалось
( и считается до сих пор ) спиртное. Утверждалось, что 150 грамм водки после работы снимает всю полученную радиацию и улучшает обмен
веществ. Из людей, служивших на первой атомной подводной лодке, списаны по болезни в основном непьющие.
Кроме того, судить о полученной дозе радиации по индивидуальным дозиметрам довольно сложно. Эти приборы улавливают лишь прямое
облучение - альфа, бета, гамма. Но помимо него в воздухе находились радиоктивные газы и аэрозоли, вместе с паром возгонялась и
становилась активной пыль. Можно сказать, что сама атмосфера на АЭС была радиоктивной. Одно из подтверждений тому было получено так.
В Обнинское приехали выдающиеся физики И. Курчатов и А.А Александров, незадолгл перед этим побывавшие в Японии. Там им подарили " щелкунов " -
дозиметры, подающие звуковой сигнал при определённом уровне радиации. Так, вот щёлкать они начали, как только учёные вылезли из машины.
Когда же они поравнялись с часовым, треск этот перешёл в вой. Курчатов и Александров вернулись, попробовали пройти опять. Снова вой! Тогда
и померили шинель солдата. Чтобы уменьшить опасность разглашения военной тайны, предельно ограничили число часовых: одни и те же люди изо
дня в день получали дозы.
Даже у людей знающих и опытных отношение к радиации было простое: кому - то надо этим заниматься! У главного инженера Ростислава Васильевича
Егорова обе руки обожжены. При аварии на первом атомном реакторе в Челябинске, производившем плутоний для атомной бомбы, ему с коллегами
пришлось голыми руками растаскивать стержни, чтобы недопустить теплового взрыва. Будущий экипаж атомохода приучал быть с радиацией на ты
профессор Дубовский - трижды лауреат Сталинской премии ( как утверждали, одна из этих премий, так называемый " ковёр - самолёт ", давала ему
пожизненное право бесплатно пользоваться всеми видами транспорта на территории СССР ). Сам Дубовский был зелёного цвета от полученных в
разное время доз. Он учил моряков складывать из бериллиевых брусочков массу реактора, а также размещать стержни аварийной защиты и регулирующие
стержни. Когда доходили до критической массы, и прибор начинал трещать, он командовал: "АЗ!" ( то есть "аварийная защита!" ). И тогда один из моряков,
стоявший на тросе, отпускал его, и груз, привязанные к концу троса, увлекал своим весом стержни, которые и глушили реакцию. Моряков Дубовский
привлекал не только как помощников. Он хотел показать им, что в конечном счёте всё зависит от их реакции: " Во время сбросите АЗ - всё будет в порядке,
замешкаетесь - пеняйте на себя! "
Как и все авторы этой книги, Лев Жильцов относится к проблеме радиации спокойно, и на вопрос - большую ли дозу получил тот или
иной подводник? - отвечает: " Что значит большую? Не смертельную же! "
Сам Лев Михайлович дозу получил, как он считает, небольшую. Объясняет это тем, что много занимался административными делами: обучением, боевой подготовкой,
организацией, снабжением, в сменах у пульта не стоял. Зато до сих пор персонал станции использует командные слова, приспособленные Жильцовым. Именно он
писал первые инструкции и видоизменил флотские команды - краткие и ёмкие - для потребностей станции. Так что и сегодня здесь можно услышать: " Стоп - турбина! ",
" Осмотреться в отсеках ", " Восьмой докладывает - замечаний нет! ", " Товсь мотор! "
Но как и большинство его товарищей, время от времени Жильцов остовлял свой " карандаш " в гардеробе. Он тоже хотел плавать и боялся быть списанным до спуска
подлодки на воду. Заплатил за это раком гортани и удалением двух голосовых связок.
На главную | Назад |