Л. Осипенко

Первое погружение

Не успели отойти от приёмного буя, как главком буднично произнёс: " Как штурман, я не могу не посмотреть на карту ", - и с лёгкостью матроса нырнул в рубочный люк. Штурман нашей лодки Евгений Золотарёв специалист был прекрасный: он, например, разработал способ определения скорости под водой по двум шумящим двигателям. Но Горшков всё же нашёл у него неточности в записях навигационного журнала. А находясь в центральном посту, усмотрел массу неуставных докладов и команд.
Академик Александров, конечно же, сидел с управленцами: попробовал вмести с ними все режимы. Лодка ведь может двигаться от одной турбины или от двух, получая пар с одного борта или обоих, а также через генератор и т. д. всё это Анатолий Петрович хотел проконтролировать лично.
Не сидели без дела и другие специалисты. В первую очередь при выходе корабля в море делается проверка девиации магнитных компасов - этот резерв абсолютно необходим на случай неисправности гирокомпаса. В течении нескольких часов лодка следует разными курсами, а гидрографы манипулируют магнитиками, чтобы компас всегда показывал на север. Кроме того, проверяется ход, составляется карта маневрирования корабля, а в отсеках на ходу испытываются самые разнообразные системы и механизмы. Всё это сумел быстренько проконтролировать вездесущий главком.
Откладывать в долгий ящик результаты блицинспекции Сергей Георгиевич не стал и через полчаса устроил нам с помощниками разбор. Не случайно всё - таки адмиралу Горшкову предстояло прослужить тридцать лет на посту главнокомандуещего ВМФ! приходилось признать, что многие его замечания били не в бровь, а в глаз! На наше счастье раздался голос в громкоговорителе внутрикорабельной связи:
- Накрыт стол в кают - компании!
В этот момент я был готов расцеловать вестового Сажнева! Теперь главкома удалось увести. А уж в том, что к ужину, приготовленному нашим коком Картушиным, придраться будет невозможно, я был уверен.
Несмотря на расширенную стараниями Жильцова и Акулова до 14-ти мест кают - компанию, гостей на борту оказалось так много, что мы добрались до стола только в третью очередь. Младшие офицеры вовремя сообразили пойти ужинать к матросам и старшинам.
Пока мы ужинали, лодка прибыла в полигон для дифферентовки. Ветер усилился, и по волнам запрыгали первые барашки. Главной нашей заботой стало отправить гостей на базу до наступления шторма. С берега был выслан флагманский катер, и уже при большом волнении - трап ходил ходуном - подстраховывая, мы перевили человек восемь с борта на борт.
С пртокольной частью было покончено, теперь можно работать по - настоящему. " По местам стоять! К погружению ", - раздалась команда, как только катер отошёл от борта. Нам предстояло первый раз окунуть атомоход в воду и убедиться, что карабелы Перегудова не ошиблись в расчётах.
При так называемом пробном погружении лодки с полной вывеской и дифферентовкой эта операция проделывается медленно, на каждом этапе проверяется, соответствует ли нагрузка расчётной. Все отклонения фиксируются. После выполнения необходимых расчётов, когда лодка возвратится в базу, её, если надо, ставят в док и догружают твёрдым балластом либо в цичтерну, либо в корму, либо в нос. После этого экипаж лодки может точно опредилить, сколько воды нужно забрать или вытолкнуть, чтобы погрузится на определённую глубину или, наооборот, всплыть. Эта операция проделывается только на первом корабле серии, последующие загружаются необходимой массой твёрдого балласта на заводе.
Все мы с радостью отмечали, как прекрасно вела себя под водой наша лодка. Несмотря на тысячи тонн водоизмещения, она, как молодой скакун, неслась туда, куда направлял её рулевой Алексеенко. И двое других рулевых - горизонтальщиков - Фурсенко и Русаков - были не хуже этого бывшего опытного яхтсмена.
Маневры мы проделывали в Белом море. Хотя оно внутренние и мы считаем его частью СССР, положение это оспаривается много лет. По международным правилам, за пределами 12 - мильной береговой зоны любое иностранное судно может в принципе зайти в его воды, если, конечно, рискнёт.
Ходовые испытания проводятся в зонах, нарезанных на полигоны. Так делают лишь для того, чтобы две подводные лодки не могли оказаться в одном районе и столкнуться. Однако вовсе не исключено, что в полигоне может появится иностранный корабль. Чтобы избежать встречи не только с иностранными, но и с советскими торговыми судами, нас сопровождал сторожевой корабль. Как только на горизонте появлялось судно, он загораживал нас, а при приближении его ставил дымовую завесу, чтобы нас не могли сфотографировать.
Испытания должны были продолжаться десять суток. Но уже на третий день полетел один из насосов первого контура. По технике безопасности и по радиационной обстановке необходимо было немедленно расхолаживать реактор и возвращаться на базу для устранения недостатков. Реактор расхолаживается в течении нескольких суток, затем нужно выгружать защиту - свинцовые плиты и засыпку из карбида бора. И только потом можно отрезать участки системы охлаждения, в которых обнаружились течи, приварить новые и т. д. Поскольку система уже поработала, то радиоктивность здесь достаточно высокая, и необходимо соблюдать меры предосторожности. Так что мы решили вернуться на базу.
Но тут случилась другая беда. При испытаниях у пирса главного турбозубчатого агрегата всё прошло гладко, включая утечку конденсата. А в море, когда лодка покачалась на волнах и повибрировала на предельных режимах плавания, в командирвкую рубку стали поступать тревожные доклады: кончается питательная вода, испарители морской воды не справляются, так как не дают обещанной производительности.
Мы ввели строжайший режим замеров утечек питательной воды. Через каждые полчаса контролируем всё: от сальников уплотнения турбин до приборов испарителей. Находим множество утечек, подтягиваем, поджимаем. Но запас воды уменьшается на глазах. Необходимо срочно любым путём доставить на лодку пресную воду.
На заводе в Северодвинске объявляется почти боевая тревога. Варят специальную цистерну из нержавейки, которую заполняют водой, прошедшей самые строгие анализы. У пирса уже " бьёт копытами " самый быстроходный буксир. На него погрузили многотонную ёмкость, и он ринулся к нам на выручку.
Наступает радостный момент, когда сигнальщик сообщает: " Буксир на горизонте! Держит курс прямо на нас! " Через полчаса на ходу пришвартовываем его к правому подветренному борту и идём вместе с ним, не меняя курса. Иначе нельзя: волна три балла, а в море этого достаточно для того, чтобы не только ободрать наше резиновое покрытие, но и пробить лёгкий корпус. И так мы идём много часов подряд - ни повернуть, ни остановиться. Но с заполнением ёмкостей водой на сердце становится легче: теперь у нас есть жизненный запас! Потом удаётся восстановить баланс, а ещё через несколько часов трюмные доложат: " Есть своя вода! Желающие принять душ могут пройти в десятый отсек! "
Что значит остаться без пресной воды в море, прекрасно представляет себе любой моряк. Но серьёзность этой проблемы на атомной подводной лодке, где множество побочных причин могут вызвать взрыв реактора, знают только специалисты. И командир. Да, первый выход в море прибавил мне седых волос! Ещё долго над этой проблемой будут ломать головы самый опытный специалист завода - изготовителя - Ленинградского завода им. Кирова - Николай Боговой, а также наши инженеры: Владимр Рудаков, главный атомный энергетик лодки, и хозяин испарительной техники Рюрик Тимофеев. Секрет здесь был, как теперь говорят, в ноу - хау - в навыках, которые невозможно изложить на бумаге, их нужно почувствовать и понять нутром.
Нам удалось быстро найти природного умельца, способного освоить капризнейший процесс опреснения морской воды. Матрос Бударин - трюмный машинист - рефрижераторщик - смог уловить момент, когда вода готова и её срочно надо откачать, пока она вновь не засолилась.
В этот выход в море сломался перископ. Мы проводили замеры фактической скорости лодки под водой. Для этого на берегу оборудуются створы: два орентира, которые при совмещении позволяли точно опредилить местоположение корабля. В этот момент включались секундомеры, и лодка шла, предположим, две мили, до следующего створа на берегу. Кроме определения скорости, такое испытание позволяло регулировать лаг, вычислять расход топлива и т. д. перископ, естественно, использовался для того, чтобы засекать прохождение створов, а смотреть вперёд возможности не было. Вот так на полном ходу мы и налетели на бревно. Перископ погнулся. Мы всплыли, попытались разогнуть его, не безуспешно. И опустить до конца его не удалось, хотя плавать мы могли. Так что первые же дни эксплуатации лодки показали, что перископов должно быть по крайней мере два.
Ещё дважды нам придётся выходить на ходовые испытания. Каждый раз они продолжались трое - четверо суток, а потом обнаруживалась очередныя неисправность, и такая, что приходилось возвращаться в базу.