Борис Петрович Акулов	Лев Михайлович Жильцов

По иронии судьбы, управление, которому нас подчинили, занималось испытанием ядерного оружия для ВМФ. Естественно, в нём не было не только подводников, но и вообще карабельных инженеров. Поэтому при всём желании офицеров управления помочь нам, пользы от них было мало.
Рассчитовать мы могли только на собственный опыт службы на подводной лодке послевоенного поколения. Помогали нам и строго засекреченные бюллетни зарубежной прессы. Посоветоваться же было практически не с кем: во всём ВМФ к нашей документации были допущены лишь несколько адмиралов и офицеров так называемой экспертной группы, смотревших на нас, зелёных капитан - лейтенантов, свысока.
Параллельно с работой над штатным расписанием, мы с Акуловым изучали личные дела и вызывали людей, необходимость в которых была уже очевидной. Еженедельно, а то и чаще, с флотов к нам поступали подробные "выездные дела", включавшие служебные и политические характеристики, карточки взысканий и поощрений. Естественно, нигде ни словом, ни намёком не упоминалось об атомной подводной лодке. Лишь по набору военно - учётных специальностей флотские кадровики могли догадоваться о формировании экипажа для неординарного корабля.
На каждую вакансии представлялись три кандидата, отвечавших строжайшим требованиям по профессиональной подготовке, политико - моральным качествам и дисциплине. Их дела мы изучали самым придирчивым образом, поскольку знали, что нас будет контролировать "другая инстанция", и если кандидатуру она отклонит, нам придётся всё начинать сызнова. Отсеивали по самым нелепым, как я тогда понимал, признакам: кто-то ребёнком оказался на оккупированной территории, у кого-то отец жены побывал в плену, а у кого-то, хотя в графе "национальность" и стояло "русский", отчество матери явно еврейское.
Прибывшие офицеры и мичманы попадали в трудное положение. Лодка ещё только строилась, заниматься подготовеой было негде. Учитывая секретность нового назначения, рекомендовалось семьи пока не вызывать, а жить в общежитиях ВМФ за городом или у родственников. Даже приходить в управление на Большой Козловский после того, как были выполнены все формальности, связанные с зачислением в экипаж, не рекомендовалось без особой надобности. Все офицеры каждое утро с девяти до десяти звонили нам с Акуловым: "Докладывает старший лейтенант Тимофеев!" Ответ в течении двух месяцев оставался неизменным: "Звоните завтра в это же время". Два месяца понадобилось, чтобы полностью сформировать экипаж на бумаге.
Дисциплина офицеров, разбросанныхпо разным концам Москвы, особого беспокойства у нас не вызывала - отбирались лучшие из лучших. Лишь одного из них пришлось сначала строго наказать, а потом и откомандировать на прежнее место службы.
Если большинство наших будущих сослуживцев томились праздностью, мы с Акуловым не замечали, как пролетали день за днём. Помимо рутинной работы, связанной с приездом людей, собеседованиеми, размещением, нам приходилось решать вопросы, от которых зависела эксплуатация будущей лодки. Приведу один пример. Штатное расписание предусматривало на две ГЭУ лишь три управленца с минимальным на флоте окладом в 1100 рублей в месяц. Потребовалось несколько месяцев, чтобы доказать: лишь шесть инженеров могут обеспечить полноценную трёхсменную вахту на ГЭУ. И как прав был первый заместитель председателя Совета министров СССР В.А. Малышев, предложивший позднее главнокомандующему ВМФ С.Г. Горшкову создать полностью офицерский экипаж - кузницу квалифицированных кадров для развития атомного флота. К сожалению, это оказалось невозможным, в том числе и по объективным причинам: кому-то нужно было выполнять тяжёлые физические и вспомогательные работы.
К началу октября 1954 г. все офицеры находились в Москве, и назрела необходимость спланировать конкретно, кого и где обучать. Было решено офицеров штурманской, радиотехнической и минно - торпедной специальностей направить в соответствующие институты и КБ, создававшие оборудование для лодки, а затем - на Северный флот, в Полярный, для стажировки на дизельных подводных лодках.
Другая, более многочисленная группа, включавшая командирский состав, офицеров электромеханической боевой части и начальников медицинской службы, должна была пройти курс обучения и практическую подготовку по управлению атомной энергитической установкой. К тому времени такую подготовку можно было осуществить лишь на первой в мире атомной электростанции (АЭС), пущенной летом 1954 г. в посёлке Обнинском, в 105 км от Москвы. Тогда местонахождение АЭС считалось государственной тайной и посёлок - впоследствии город Обнинск - был частично закрыт для въезда, а в отдельные зоны допускались только работающие по особым пропускам.
Управление ВМФ договорились о нашей поездке в Обнинское для согласования конкретных планов и сроков на 2 октября 1954 г. Форма одежды - гражданская.