В первый день нового 1905 года прибывшие подводные лодки приказом командира Владивостокского порта контр-адмирала Н.Р. Греве свели в Отдельный отряд миноносцев, который стал составной частью Владивостокского отряда крейсеров. Командир подводной лодки “Касатка” лейтенант А.В.Плотто стал исполнять обязанности заведующего Отдельным отрядом.
Еще до прибытия во Владивосток подводных лодок им подобрали место для сборки на мысе Эгершельд, расположенном приблизительно в трех километрах от города в его тогдашних границах по западному берегу бухты Золотой Рог. Место это, отведенное “для сохранения секрета сборки”, оказалось крайне неудобным, так как там не было ни мастерских для работы, ни жилья для подводников. Даже подъездные пути, необходимые для выгрузки лодок с транспортеров на воду, ко времени прибытия первых эшелонов в середине декабря не успели закончить. Пока спешно достраивали казармы, матросы жили в теплушках. Отдаленность от города была неудобна и рабочим Балтийского завода, прибывшим с лодками. Пришлось для них приобретать дом рядом с казармами.
“Дельфин” спустили на воду 14 января, сборочные и наладочные работы заняли еще месяц. Для установки и зарядки батарей лодки переходили от Эгершельда и порт, где еще осенью благодаря инициативе поручика Горазеева оборудовали аккумуляторную мастерскую. Бытовые условия подводников в городе оказались еще хуже. Для матросов “в экипаже места не было, на судах тоже, ютились кое-где и кое-как, часто в сырых и холодных помещениях. Пищу людям носили с Эгершельда, отчего она всегда была холодная, часто опаздывала...”. В конце концов пришлось для матросов нанимать частные квартиры, что, как пишет Плотто, “внесло вообще беспорядок в жизнь отряда”.
И все же оборудование лодок проходило “при необыкновенном усердии команд и офицеров”. Работ на “Дельфине” и “Соме” оказалось сравнительно немного: установка рубок, сборка аккумуляторов и проба машин. На “Дельфине”, учтя местные условия, отводную трубу системы охлаждения бензомотора подвели к минным аппаратам с расчетом обогрева рулей и винтов торпед. Командир “Дельфина” Завойко подал рапорт о готовности лодки 6 февраля. Во льду бухты сделали майну, и 12 февраля “Дельфин” успешно произвел пробное погружение. Лодку удалось вооружить, для чего переделали несколько мин Уайтхеда образца 1898 года из имевшегося в порту запаса. А для “Сома” мины Шварцкопфа прислали из Петербурга лишь в конце марта.
В самом конце января, когда подготовка “Дельфина” и “Сома” близилась к завершению, командир Владивостокского отряда крейсеров контр-адмирал К.П. Иессен созвал совещание для выработки плана боевого использования подводных лодок. Совещание приняло два варианта действий. По первому из них обе лодки на буксире миноносцев в сопровождении транспорта “Шилка” направлялись в залив святой Ольги, а после пополнения запасов — к Сангарскому проливу. У входа в пролив ночью экспедиция разделялась: миноносцы шли в порт Отару, одна из лодок — в Хакодате, другая — в Аомори, транспорт же уходил от вражеских берегов. После нанесения ударов по судам в японских портах все корабли экспедиции соединялись в назначенной точке. Этот план собирались реализовать после получения “Сомом” торпед. Второй вариант предусматривал движение уже всех подлодок отряда в направлении Кореи и ряд нападений на порты Корейского пролива.
Впрочем, попыток что-либо предпринять не последовало. Планы отправили начальству и на том успокоились. В.В. Трубецкой в отчете о деятельности подводной лодки “Сом” писал, что лодками, по существу, никто не руководил, а инициативным командирам воли не давали. Хотя вряд ли могло выйти из этих планов что-либо толковое: практика показала, что для активных действий на морских коммуникациях едва “вставшие на ноги” лодки отряда не годились. В итоге их использовали в соответствии со складывающейся обстановкой.
Уже 14 февраля “Дельфин” и “Сом” вместе с транспортом “Камчадал” перешли в бухту Патрокл практиковаться в подводном плавании. Вскоре из Кореи поступило донесение разведки о появлении японского флота у Тяныпена. Туда срочно снарядили экспедицию из двух миноносцев и двух подводных лодок, причем “Дельфин” был вооружен минами, а безоружный “Сом” шел как разведчик. Но едва отряд 21 февраля дошел до мыса Гамова, как его вернули во Владивосток: донесение оказалось ложным. В последующие недели плавания подлодок проходили по близлежащим бухтам. К 21 марта “Дельфин” совершил дальние выходы для изучения театра: на юг — к острову Рейнеке и на восток — к Аскольду.
В конце апреля во Владивостоке получили донесение, что в районе бухты Преображения японские корабли высаживают десант. Военный совет решил выслать туда отряд подводных лодок (“Сом”, “Дельфин” и “Касатку”) под командованием лейтенанта Плотто. В тот же день лодки приняли боевые мины, а для доставки зарядовых отделений из минного городка за несколько километров от порта пришлось нанимать... городских извозчиков.
В первом часу ночи 28 апреля “Дельфин” вышел в море. Поход проходил в штормовых условиях и при густом тумане. Японских кораблей так и не нашли. Правда, проникший дальше всех (на 30 миль восточней мыса Поворотного) “Сом” имел боевое столкновение с двумя японскими миноносцами. Кончилось оно безрезультатно: лодка успела погрузиться и приготовилась к атаке, но противник ретировался.
“Дельфин” в эти дни вел разведку берега западнее мыса Поворотного и из бухты Гайдамак 4 мая возвратился во Владивосток. В этом походе обнаружилась неисправность привода вертикального руля. В море отремонтировать его не удалось, так как механизм находился внутри “красной” цистерны, где в двух отделениях был бензин. После возвращения в порт сдали торпеды и стали готовиться к ремонту привода: перекачали топливо, вскрыли горловины в кормовой дифферентной цистерне, в одном из отделений “красной” и вентилировали лодку.
Утром 10 мая вскрыли второе отделение и продолжили проветривание. Команда в тот день перебиралась жить из казармы на транспорт, на лодке оставались вахтенные: машинный квартирмейстер Сюткин и минер Хамченко. Командир строго запретил допускать кого-либо на лодку. Но вскоре после 10 часов у них появился гость — унтер-офицер с одного из миноносцев, земляк Хамченко. Зашел он из любопытства, так как подумывал перейти в подводники. Вопреки запрету гостю разрешили осмотреть “Дельфин”. Он первым спустился вниз по трапу, следом полез Хамченко.
По словам Сюткина, секунд через 20 произошел сильный взрыв, после чего Хамченко выскочил наверх. Его голова, шея, кисти рук были обожжены. Второй человек остался внутри. Из лодки повалил густой темный дым. Через 2-3 минуты последовал второй взрыв. Прибывший ил место А.В. Плотто запретил спускаться и лодку, да после второго взрыва желающих вытащить “земляка” уже не было. В рубочный люк спустили два шланга и начали нагнетать внутрь воздух. Однако вскоре корма “Дельфина” стала погружаться, закрыть люк снаружи не удалось, вода захлестнула его, и лодка затонула на глубине 13 м. Обследование впоследствии показало, что взрывами вышибло три десятка заклепок в кормовых цистернах, а они сообщались через вскрытые горловины с внутренним пространством корпуса. Происшествие показало, что служба в и отряде поставлена скверно, а дисциплина — слаба. А. В. Плотто не раз жаловался на это в своих отчётах, приводя более или менее “объективные” причины.
В тот же день лодку подняли плавкраном и, переведя на мелкое место, начали откачку воды. Как и следовало ожидать, вскоре последовал взрыв гремучих газов, ведь сеть находилась под током и искрила, а внутри корпуса скапливались газы от разложения воды током батареи. Как справедливо отмечалось в сводке документов по подводному плаванию, следовало бы лодку поставить на берег, чтобы исключить дальнейший доступ воды к батарее. Этого не сделали, “Дельфин” снова притонул, возобновили откачку воды — новый взрыв. Так повторялось пять раз в течение 10,11 и 12 мая, пока окончательно не разрядилась батарея, после чего основательно пострадавшую лодку вытащили на берег. Не оставляет впечатление, что мало-мальски грамотного инженера ни среди подводников, ни во Владивостокском порту тогда не оказалось. А ведь уже имелся опыт 16 июня 1903 года!
В телеграмме командира Владивостокского порта причиной происшествия названа искра, возникшая при работе кормового вытяжного вентилятора. Возможно, это и так, а возможно, искра возникла, когда “экскурсанты” включали освещение. Во всяком случае, военно-морской прокурор пришел к выводу, “что произошедший взрыв объясняется несчастной случайностью, а посему дело... полагал бы возможным прекратить”, с чем и согласился командир порта. Прямые и косвенные виновники аварии могли облегченно вздохнуть... Приняли меры лишь технического характера. Так, прекратили принимать бензин в отделения “красной” цистерны, используя ее впредь только как балластную. Отныне все топливо на “Дельфине” (120 пудов) размещалось в двух бортовых цистернах.
На этот раз подводная лодка пострадала гораздо сильнее, чем в роковой день 16 июня. И хотя акт комиссии отряда о повреждениях и утратах заставляет вспомнить флотский анекдот о списании пианино, смытого в шторм, все же взрывы, огонь и вода повредили очень многое. Погибли штурманские и измерительные приборы, большая часть электросети, один из перископов. Удалось “оживить” впоследствии лишь половину элементов аккумуляторной батареи. Переборки и ремонта требовали все механизмы. Даже корпус нуждался в исправлениях. Позже выяснилось, что погнут вал гребного электродвигателя, и портовым мастерским качественно исправить повреждение не удалось. Лодка стала на капитальный ремонт до конца войны с Японией. До аварии “Дельфин” успел провести в учебных и боевых походах на Дальнем Востоке всего 17 дней.
Уже 20 мая в ГУКиС направили телеграмму с просьбой выслать полный комплект батареи и измерительных приборов, изоляторы, перископ. А 14 июня порт запросил “экстренной высылки чертежей ... "Дельфина"”; оказывается, “Дельфин”, “Сом” и “Осетр” отправили на Дальний Восток вообще без чертежей!
Для “Дельфина” прислали его первую аккумуляторную батарею, снятую в запас после аварии 16 июня. Гребной электродвигатель вновь пришлось заказывать за границей. Лишь в мае 1906 года после испытаний в Санкт-Петербурге его отправили во Владивосток. А пока на лодке оставили старый мотор, который работал с риском разбить подшипники и повредить обмотки.
11 июня 1905 года лодки Владивостокского отряда перечислили в состав Сибирского флотского экипажа, а 13 июня Н. Плотто официально (“высочайшим” приказом) назначили заведующим Отдельным отрядом миноносцев типа “Дельфин” и их командами во Владивостоке. В деятельности отряда между тем наступал кризис. Отряд не бездействовал, но по-настоящему и не воевал, так как приходилось вести бесконечные доделки. Вместо боевой подготовки команды лодок типа “Касатка” еще долго доводили свои кораблии “до ума”. При этом помощь портовых мастерских оказалась совершенно недостаточной. Между тем офицеры отряда по военному времени получали относительно большое жалование, что задевало их коллег с надводных кораблей, получавших значительно меньше, но зато бывавших под огнем неприятеля.
Морское начальство во Владивостоке 11 офицеры штаба скептически относились к возможностям подводных лодок. Представление об этом дают фрагменты письма ( К.В. Стеценко?) к Николаю Лаврентьевичу (Кладо?): “Подводные лодки окончательно заснули после взрыва, бывшего на "Дельфине"... Плотто — враг дозорной службы подводных лодок, на них стрельба минами еще не производилась, а теперь конец мая. Конечно, приятнее получать огромное содержание и жить в американском подворье, чем ходить в море, где и лишения и некоторые даже опасности ожидают людей”.
Вероятно, результатом такого отношения стал доклад флотских чинов главнокомандующему — генералу от инфантерии Н.П. Линевичу — и его телеграмма императору. Итог деятельности владивостокских подводников в ней обозначен фразой: “...несмотря на многочисленную подводную флотилию она крепости почти никакой пользы принести не может”. По следам этой телеграммы в Петербурге проводили совещания, выясняли причины и писали протоколы. Между тем, возвратившись из очередной командировки за границу, М.Н. Беклемишев доложил, что по зарубежным данным само присутствие лодок во Владивостоке уже принесло пользу, не допустив тесной блокады крепости. Нa месте этого не смогли понять и оценить.
В июне началась дозорная служба подводных лодок отряда, которая и велась до окончания войны. Одна лодка постоянно находилась в море, держа связь с береговыми наблюдательными постами, которые обязаны были предупреждать ее о появлении неприятеля. Остальные подлодки перешли в бухту Улисс, где проводили тренировочные стрельбы. Туда же перешел транспорт “Шилка” (бывший немецкий угольщик “Erika”) в 4500 тонн водоизмещением, в просторных трюмах которого устроили механическую мастерскую, поставили две динамо-машины для зарядки аккумуляторов, оборудовали жилье для подводников. С последним вышло хуже всего: с трудом удалось разместить команды всего пяти лодок в довольно скверных условиях.
После заключения в Портсмуте русско-японского мирного договора, 18 сентября на крейсере “Россия” стороны подписали протокол о разграничительной линии на море. Боевые действия прекратились.
| На главную | Назад |
