Первая авария ядерной установки в море на советском атомоходе
Трагический список потерь советского атомного подводного флота начнём с аварии на " К-8 " - третьей атомной лодке, построенной на стапелях Северодвинска. Вступила в состав ВМФ в 1959 г. (первый командир - капитан 2 ранга В.П. Шумаков, командир БЧ-5 Е.П. Бахарев.). Первая авария ядерной установки в море произошла на ней в октябре 1960г. Экипаж справился с аварией, и лодка самостоятельно вернулась на базу.
Привожу воспоминания командира дивизиона "К-8", ныне контр-адмирала в отставке Л.Б.Никитина." Дату аварии - 13 октября 1960г. - помню хорошо,так как это и день моего рождения. Лодка готовилась к подлёдному плаванию, отрабатывая в полигонах боевой подготовкиотдельные элементы управления, специфические для плавания в Арктике.Как раз при вручении мне командиром праздничного торта в кают-компании из центрального поста прозвучала команда, вызвавшая меня в турбинный отсек. Пробегая через центральный пост,узнал от вахтенного инженера-механика А.Н.Татаринова о большой потери запаса питательной воды. В турбинном отсеке, оценив обстановку, я со старшиной 1 статьи Т.Г.Шевченко приступил к ликвидации аварии. Работа подходила к концу, когда, находясь глубоко в трюме среди работающих механизмов, мы поняли, что наверху что-то случилось - по беготне и большому количеству команд по боевой трансляции.
Послав Шевченко наверх для руководства личным составомотсека, я кстранил неисправности и вышел наверх. В отсеке стало пусто. В это время из пульта управления ГЭУ стали поступать команды, связанные с выводом обоих реакторов и турбин из действия, что мне и пришлось выполнять. Объясняясь с пультом управления ГЭУ, я с ужасом обнаружил
значительное изменение условий прохождения звука в отсеке и догадался, что это связано с выходом в турбинный отсек вместе с паром второго контура газа из компенсаторов объёма первого контура ( в то время испльзовался гелий ).Очевидно, произошёл разрыв парогенератора. Сразу же предложил Е.П.Бахареву начать проливку реактора для предотвращения перегорания стержней урана, но это не дало положительных результатов, о чём мне через некоторое время сообщил Бахарев. Как потом выяснилось, в штатном трубопроводе оказалась заглушка, поставленная туда при строительстве коробля ( видимо для проверки систем на герметичность ). Меня к этому времни вывели на центральный пост. Концевые отсеки интенсивно вентилировали в связи с большой радиационной загрязнённостью. Я предложил смонтировать нештатную систему проливки реактора, что потом и выполнил вместе с Шевченко и Фурсом - старшиной трюмных реакторного отсека. Система оказалась эффективной, температура реактора стала быстро падать. Для пролива использовали и пресную воду.Подводная лодка между тем шла в базу. Почти у всех наблюдались признаки лучевой болезни - рвота, головная боль. Корабельный врач выдал облучённым лекарство. В базе быстро отправили всех отдыхать,остался только личный состав первого дивизиона, которым я командовал, для приведения в исходное состояние систем ГЭУ и проведения периодического расхолаживания установки. Оценить в море загрязнённость концевых отсеков не могли, так как приборы зашкаливали. В базе оценку сделали, но она была уже не первичной. Знаю только, что после приведения систем ГЭУ в исходное состояние нас на контрольно-дозиметрическом пункте отмывали около трёх часов. В результате такой "отмывки" у меня на спине почти не осталось кожи. На другой день прибывший из Москвы специалист по радиационной
медицине отобрал по внешним признакам группу из 13-ти человек, в которую вошёл и я. Нас отправили в Полярный, в госпиталь, где спешно открыли специальное отделение. Там кроме меня прошли лечение А.Н.Рубайло, Н.Д.Скворцов, В.Бондаренко, Тимошин, Т.Г.Шевченко, Фурс, М.Б.Джанзаков(остальных не помню). Прошли скорее обследование, чем лечение. Никаких отметок в медицинских книжках, кроме регистрации, у нас небыло. Однако меня, например, не допускали к работе с ионизирующими и радиоктивными источниками три года. Нам лишь сообщили, что мы получили по 180-200 бэр, но это не очень много, и обнадёжили: всё пройдёт. Объективно свои ощущения в тот момент могу охарактеризовать так: повышенная утомляемость, непроходящее ощущение усталости, потливость (особенно ладоней и ног), плохой сон, повышенная нервозность, возбудимость, нетерпимость к окружающим. Неприятно удивило нас выпадение волос уже после госпиталя.Экипаж лодки в целом сохранился, но из 13-ти человек, прошедших обследование, матросов и старшин срочной службы отправили в запас, офицеров и сверхсрочников спросили, где хотят служить, и по возможности перевели. В.Бондаренко ушёл на дизельные лодки, а затем через пять лет вернулся командиром БЧ-5 на атомные, Н.Д.Скворцов перешёл в учебный центр, А.Н.Рубайло вскоре тоже туда перевёлся. Я длительное время был за штатом, так как не соглашался на береговые должности, а затем всё-таки получил назначение в экипаж. Т.Г.Шевченко длительное время служил в учебном центре, затем вновь, уже мичманом, плавал на подводных лодках второго поколения. Он как-то сказал, что старшина 1 статьи Фурс умер через два года после демобилизации, то есть в 1962 г. Явилась ли эта смерть результатом переоблучения, не знаю, но думаю, что да, ведь ему в то время было 22года.
Из книги: "Атомная Подводная Эпопея". Авторы - Леонид Осипенко, Лев Жильцов, Николай Мормуль 1994 г.
| На главную | Назад |
